Их подружила война

 

И кто сказал, что женской дружбы не бывает? Правдивая история нашей героини опровергает этот миф. Конечно, можно сослаться на то, что времена были другие, и в этом будет доля правды. Но правда и в том, что в любые времена живут просто хорошие люди, которые умеют дружить, сохранять человеческие отношения на всю жизнь.
Когда началась война, мне было два года. Жили мы в военном городке в Литве. Мой папа был лётчиком, и в первую же ночь войны – 22 июня 1941 года их полк подняли по тревоге и сразу бросили на запад, в самое пекло боёв. И до конца войны мы его больше не видели. Семьям военных дали несколько часов на сборы, подали эшелон, который шёл в направлении Белоруссии. Там жила моя бабушка, к ней мы и поехали.
Из маминых воспоминаний я знаю, что в пути наш поезд разбомбили. Было страшно: горели вагоны, многих убило. Раненые, беспомощные люди лежали на земле, а самолёты всё стреляли и стреляли. Повсюду – крики, стоны, лилась кровь… В этом аду я потерялась. Мама была на восьмом месяце беременности. Не зная, что делать, она бегала в панике, искала меня повсюду. Уже не надеясь найти, неожиданно увидела женщину, из рук которой я вырывалась, крича не своим голосом… 
Спустя сутки, уже на другом эшелоне, мы добрались до места, где началась новая – тревожная жизнь. В тех краях немцев ещё не было, поэтому сначала мы жили более или менее спокойно. Я познакомилась со всей деревенской ребятнёй и меня сразу приняли в свою компанию. Из всех я выделила девочку Тоню – она была старше меня на три года и казалась очень умной. Мы сразу же подружились. Я во всём её слушалась, а она с удовольствием меня опекала.

Подземные жители

Мы, дети, пока ещё не понимали, что такое война, кто такие фашисты. И вот, месяца через два, они вошли в нашу деревню. Жизнь резко изменилась, а деревня наполовину опустела – все мужчины ушли либо на фронт, либо в партизаны. Остались женщины, дети да старики. И тогда уже даже дети поняли, что такое война. Немцы начали с того, что проверили, есть ли в домах мужчины, но никого не нашли. Потом всех жителей выгнали из домов, а сами заселились в них. Порезали всех кур, отобрали свиней и другую живность (лошадей ещё раньше с собой увели партизаны). Жители попрятались в погребах, сараях, банях – кто где. Наша семья жила в погребе. Обогревались буржуйкой, освещением служила керосиновая лампа. Думали, временно, недолго. Но это «недолго» растянулось на три с лишним года.
Стало очень трудно с питанием. А у нас семья увеличилась – родился брат. Молока не было. Перебивались старыми запасами зерна да тем, что удавалось вырастить на грядках. Летом всей деревней собирали на пропитание лебеду, крапиву, щавель. Кто мог – сажал картошку из очисток, т. к. другой не было (семенную съедали за зиму). А за ягодами и грибами в лес не ходили – боялись немцев. Крупные бои в деревне не велись – на военные операции немцы куда-то выезжали. Не раз мы были свидетелями, как через деревню гнали наших пленных с охраной, с собаками. Люди говорили – на расстрел. 
Однажды устроили обыск по всей деревне – искали евреев. А наша бабушка, как оказалось, где-то в саду, за сараем, прятала женщину-еврейку с двумя детьми. Когда её нашли, вместе с детьми увели на расстрел (убивали сразу за деревней, в небольшом перелеске). Бабушку тоже хотели увести, но мы с братом так отчаянно кричали, хватались за неё… Может, это немцев и остановило. Только они сильно ругались по-немецки на бабушку и грозили винтовкой.

Военный «шоколад»

Дети всегда остаются детьми. Нам хотелось и побегать, и поиграть. Когда позволяла обстановка, мы всей деревенской командой собирались на выгоне – пастбище, где всегда пасли скот. Играли в основном в войну, ведь она была нашей реальностью. Мальчишки делились на две команды – «наших» и «немцев». Но «немцами» никто не хотел становиться, поэтому менялись командами по очереди. Выбирали командиров, а всем девчонкам отводилась роль «санитарок». «Оружием» служили палки и рогатки. Ребята дрались всерьёз, иногда входили в азарт, и «война» кончалась кровью. Ну а потом ещё и дома доставалось. Тоня меня ни на шаг не отпускала от себя, в «войнах» она была старшей «санитаркой», а я – младшей.
Иногда мы с ней шили кукол – под её руководством. Собирали разные лоскутки, сшивали туловище и набивали его сеном или соломой. Потом так же готовили остальные части тела. На кукольном лице очень ярко угольком рисовали брови, ресницы, а губы – свёклой, если её находили. Радости не было предела!
У бабушки был сад. Летом мы забирались в укромный уголок под кусты и могли целый день там сидеть, рассказывать друг другу сказки, всякие страшилки, связанные с войной, которые услышали от старших. Тоня уже умела читать. Она приносила книжки – в её семье были старшие дети-школьники – и читала по слогам. Школы в войну, конечно, не работали, мы «просвещались» сами.
Я очень любила сладкое. Перед войной мне папа всегда приносил шоколадки – их давали лётчикам в полёты. Я к ним привыкла и потом, в войну, маме не давала покоя: «Хочу шоколадку! Дай шоколадку!». Маме с бабушкой пришлось искать выход из положения. Они соединяли вместе выжимки из разных варёных трав, съедобных корней, овощей, добавляли размолотое зерно. Из этой массы делали продолговатые плитки и запекали в печке. Получалось некое подобие шоколадки. Я с радостью её хватала и бежала делиться с подружкой. Так меня и подкармливали этим военным «шоколадом».
Летом 1944-го, в один из жарких дней, мы с детьми играли в нашем саду. За садом, через дорогу, почти рядом начинался лес. Вдруг мы услышали стрельбу, крики и увидели, как какие-то новые немцы с автоматами, прыгая через забор, прямо по грядкам бегут в деревню. От страха мы забрались под кусты и сидели не дыша. А через несколько минут мама прибежала в сад и как закричит: «Дети! Выходите! Это наши!», а мы сидели и не могли понять: кто такие «наши»? Они же стреляют и тоже в зелёной форме с погонами, значит немцы! Только другие. Мама нас за руки повытаскивала, всё объяснила и повела на улицу. А там – шум, оживление… Женщины обнимали солдат, а те торопливо сбрасывали гимнастёрки и бежали к нашему дому: возле него стоял колодец-журавль с ведром на шесте. Бойцы обливали друг друга водой, натягивали гимнастёрки и мчались дальше. В тот день война в нашей деревне закончилась. Но до победы было ещё далеко.

Встреча с отцом

В деревне мужчин по-прежнему не было, кроме нескольких инвалидов, вернувшихся с фронта. Все тяготы военной жизни взвалили на свои плечи женщины. И хотя было всё так же голодно и холодно, зато уже не было страха и все знали, что войне скоро придёт конец.
И вот наступил 1945-й год. По одному начали возвращаться с войны мужчины. Но больше половины в деревню не вернулось… Наш отец приехал за нами в конце лета. Эту встречу я запомнила на всю жизнь. В тот день в доме бабушки тщательно наводили порядок, мама принарядилась во что смогла, а из русской печки даже пахло чем-то вкусным. Все ждали. И вот открывается дверь, входит военный человек с чемоданом, в зелёной форме с погонами, с наградами, и, к своему ужасу, я замечаю у него на ремне кобуру с пистолетом. «Немец! – пронеслось в голове. – Но почему мама с бабушкой бросились к нему?». Потом он схватил в свои объятия нас с братом, а когда прижался ко мне небритым лицом и уколол щетиной, я с плачем вырвалась от него и убежала к бабушке. «Немец!» – решила совсем уже уверенно. Ведь я его уже забыла, а брат совсем не знал. Немало времени ещё прошло, прежде чем мы привыкли к нему и стали называть «папой».

Расстояние дружбе не помеха

Вскоре мы покинули Белоруссию и прибыли по месту назначения отца – опять в Литву, в г. Паневежис. Потом были ещё города Пренай, Алитус, в которых мы с братом учились в русских школах, но общались все исключительно на литовском языке, так как русского населения там было очень мало. Пока мы жили в Литве, родители каждое лето отвозили нас с братом на каникулы в деревню к бабушке. И всё лето мы с Тоней проводили вместе, а до лета вели активную переписку.
В 1953 году отца перевели на далёкий Сахалин. Но дружба с Тоней не прерывалась никогда. По-прежнему писали письма, рассказывали друг другу о своих успехах в учёбе, о прочитанных книгах, соревновались, кто больше прочтёт. В общем, знали друг о друге всё. И потом, когда повзрослели, обзавелись семьями, мы иногда встречались. Я, бывая в отпусках, заезжала к ней. Познакомилась с мужем, детьми, потом уже и внуками. В трудные минуты помогали друг другу материально. В последние два года я дважды бывала у неё, и она преподнесла мне подарок – белую скатерть, которую мы вязали в далёком детстве. Я про неё давным-давно забыла, а она хранила для меня. И, говорит, берегла одну из наших тряпичных кукол, но та «не дожила» до моего приезда. 
Её семья пригласила меня переехать жить к ним – в Смоленскую область, в сосновый бор на берегу Днепра. Наша далёкая детская дружба переросла в крепкие, надёжные отношения, когда друг становится твоим вторым «я». Мы решили жить рядом и помогать друг другу…

Через 50 лет состоялась встреча с моим далёким прошлым. В 2013 году, будучи в отпуске, я посетила места, где проходило моё детство. Большая бабушкина деревня, в которой когда-то кипела жизнь, встретила нас (меня, Тоню, её сына) мёртвой тишиной – ни лая собак, ни пения птиц, ни шелеста листьев на деревьях не было слышно. После чернобыльской катастрофы она опустела: молодёжь разъехалась кто куда, а старики отошли в мир иной.

Но, как и прежде, по обе стороны дороги в два ряда стояли целые и невредимые дома с садами, полными фруктовых деревьев, увешанных плодами. Возле нашего дома по-прежнему стоял тот же самый колодец с поднятым вверх шестом, на котором висело ведро. Всё, как и тогда… С чувством ностальгии я покидала бывшие когда-то для меня дорогими эти места.

Автор: Г. Будькова.

Источник: сайт Администрации Углегорского района