Сахалин в 1945-1947 гг. Любовь и разлука

Сахалин в 1945-1947 гг. Любовь и разлука

 
Человеку свойственно любить.
Любовь возникает даже в самое страшное, смутное время. В страшных, жестоких обстоятельствах…
Между совершенно разными людьми. Разными и по возрасту, и по вероисповеданию, и по национальности.
В 1945 году был введен запрет советским солдатам и офицерам, а равно и гражданскому населению, вступать в любовные (тем более, интимные) отношения с японскими девушками – по восточному красивыми, с особым отношением к мужчинам, к домашнему очагу, к семье.
Увы, сердцу не прикажешь…
С 1946 года началась репатриация японского населения.
Тем страшнее разлука.
Тем страшнее были последствия…
Из воспоминаний Дмитрия Николаевича Крюкова:

Как мы ни запрещали солдатам и офицерам, да и граж­данскому населению не вступать в интимные связи с японскими девушками, все же сила любви сильнее приказа. Как-то под вечер мы с Пуркаевым и Леоновым ехали на машине. Смотрим, на скамеечке под окном японского домика сидит наш боец с японской девушкой, тесно прижавшись туг к другу. Она так мило обняла его, а он гладит ее руки.

Максим Алексеевич сказал шоферу: «Ну-ка останови машину. Я так женю его, век не забудет. Да командир будет пом­нить, как распускать своих солдат». Я попросил Пуркаева: «Поедем! Будто бы не видел. Ведь для них это будет такое потрясение, а еще неизвестно, что между ними… Вернешься, разошли командирам указание о нарушении приказа и при­веди этот факт, а их не трогай!» Он немного отошел и отве­тил: «Ну, ладно! Черт с вами!»

Иной случай был на Углегорской шахте. Приехал туда из Донбасса замечательный парень, коммунист. Вскоре он стал стахановцем, одним из лучших шахтеров. Затем бригада вы­двинула его бригадиром. Он не сходил с Доски почета. И вот он, как говорится, по уши влюбился в очень красивую девушку-японку, работавшую на этой же шахте, и они неглас­но поженились. Узнав, что японка перебралась к нему, ме­стная парторганизация предложила ему прекратить связь и разойтись. Он и она заявили: умрем, но не расстанемся. Тог­да его исключили из партии. Мне надо было утвердить это решение и отобрать у него партбилет. Я вызвал его и сек­ретаря. Узнал, что он работает еще лучше, девушка тоже стала одной из передовых работниц. Он учит ее русскому, а она его японскому языку. Он заявил: «Что хотите, то и делай­те, но не расстанется с нею. Вся его радость жизни — в ней, она в доску наш человек, а знали бы, какая трудолюбивая, какая хорошая хозяйка!» Я смотрю на него и думаю: «Ведь у них и дети будут красивые». Но объясняю, почему запреще­ны встречи и браки с японскими девушками. Все же мы не стали исключать его из партии, посоветовали: пусть она на­пишет ходатайство о приеме в советское подданство, а он приложит свое заявление. Мы понимали: надежд мало. Про­щаясь, я сказал: «Ну что же, пока живите и лучше работай­те». Как решился их вопрос при репатриации японцев, я не узнал, но ответа из Москвы не было.

Еще по теме статьи можно почитать:  Портсмутский договор - текст, полный и правильный

Почти такая же история была с одним офицером. Но его приказом перевели в другую часть, в Белоруссию. Девушке с японским паспортом выехать на материк было невозможно, хотя офицер добивался этого.

Еще хочется сказать о таком случае. Началась репатриа­ция японского населения. Ночью нашему соседу Голубу (партработнику) на крыльцо положили ребенка. Он был за­вернутый в три одеяла и одет в три пары шелкового белья, с золотым медальоном на груди, другими ценностями и пись­мом от матери. Она писала: «Ребенок — вся моя жизнь, и я здесь никогда бы не рассталась с сыном. Я — японка, отец русский офицер». Их семья по репатриации уезжает в Японию, должна ехать и она. По японским законам с ребенком им ехать нельзя. «Нам обоим не дадут там жить. Я не могу причинить ему такие страдания, оставаться мне тоже нельзя, прошу, спасите его».

Ребеночка тут же взяла в больницу врач Феоктистова. Японские врачи стали усиленно добиваться, чтобы ребенка отдали им, они его воспитают. Мальчик был хорош, в облике его было больше русского, и мы его японцам не отдали, переправили в хабаровский детдом. Там его усыновил одни наш  командир, и он с женой души в нем не чаяли. Что произошло с матерью и отцом, я не узнал…

© Область на островах. Текст воспоминаний приведен по изданию “Краеведческий бюллетень” (№ 1, 1993 г.)

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *