Школа восьмидесятых. Школа девяностых. История школьного образования на Сахалине и Курилах – от СССР к ЕГЭ (эфир “КП-Сахалин”, 07.09.2022)

Школа восьмидесятых. Школа девяностых. История школьного образования на Сахалине и Курилах – от СССР к ЕГЭ (эфир “КП-Сахалин”, 07.09.2022)

У нас в гостях Евгения Александровна Пашенцева – заведующий отделом истории Сахалинского областного краеведческого музея; Людмила Евстафьевна Пенская – учитель русского языка и литературы, гимназия № 1 им. А.С. Пушкина

***

Сегодня мы продолжаем говорить о школьном образовании. Тема программы – это восьмидесятые годы (прошлого века), начнем с них.

Итак, какая была система образования, что мы имели, к чему пришли и как это все завершилось.

Е.А.:

Доброе утро!

Итак, к восьмидесятым годам школьное образование в основном сформировалось в том виде, в котором мы его помним и понимаем. Это классо-урочная система, уроки 40-45 минут, всеобщее среднее образование. Дети принимались в школу с шести – шести с половиной лет; все были охвачены образованием, неграмотность была полностью ликвидирована, как мы помним, еще в 1959 году.

К этому времени сформировалась система, как я уже сказала, классо-урочная; была налажена воспитательная работа, все наработки и опыт первой половины двадцатого века (где проходили эксперименты – школы кидались из одного эксперимента в другой) были учтены, и к восьмидесятым годам мы пришли к стабильным школьным урокам, стабильной системе.

О.:

Про шесть с половиной лет – это «нулевой» класс вы имеете ввиду? У меня устойчивое впечатление, что нулевые классы появились как раз в восьмидесятых годах.

Е.А.:

Нет. С шести – это зависело от школы. Если ребенку шесть лет и он подходил под требования школы, его могли взять в школу. Были случаи, когда родители старались отдать в школу попозже, либо требования у школы были другие и детей брали попозже. Но общие требования – шесть лет исполнилось, готов к школе, иди. Сейчас такого ведь нет. Надо шесть с половиной.

И в Сахалинской области обучалось более ста тысяч школьников. Школ было более четырехсот. Самая большая численность учеников была в 1980 году, 137 000 на 500 школ. Преподавали уроки более семи тысяч учителей.

С такими параметрами мы подошли к концу восьмидесятых, только численность школьников уменьшилась на 37 000 человек.

Немножко сократилось количество школ – до ста пятидесяти.

А дальше начались девяностые годы.

Педагоги, которые «пришли» в девяностые, они все имели этот опыт, полученный в 70-е и 80-е, и я думаю, благодаря этому (мое такое видение) школа и держалась. Благодаря этому опыту, который сразу не обвалился, как экономика.

О.:

Я правильно понимаю – система образования, установившаяся в восьмидесятые, практически сохранилась? Те же классы. Баллы. Меняются только образовательные стандарты.

Л.Е.:

Получается, да.

О.:

Давайте поговорим, что было в школах восьмидесятых…

Е.А.:

Еще добавим, что появилась одиннадцатилетка в восьмидесятые годы. Это было не сразу, единовременно во всех школах, а очень долго было растянуто.

Если школа могла быстро переключиться, то быстро. Кто-то перепрыгивал, не было четвертого класса…

О.:

У меня не было.

Е.А.:

У меня было. Одиннадцать лет. От звонка до звонка.

О.:

Программа 1-3 и 1-4.

А про нулевой класс я не зря вспомнил. Были «нулевички», детишки приходили с шести лет, на год раньше, у них была очень отдельная программа, и днем они даже спали.

Это вроде как подготовительный класс, как в садике, но назывался почему-то «нулевой».

Л.Е.:

Опять таки не во всех школах.

О.:

Вернемся к тем временам, вспомним еще что-нибудь хорошее. Можно я первый начну? Я помню урок мира. Изобретение советского времени, первого сентября для первоклашек учитель приходил и рассказывал о нашем Советском Союзе, о том, что мы очень добрая страна, оплот мира, о других странах и наших (с ними) взаимоотношениях… То есть это была такая упрощенная детская политинформация. А запомнился он мне потому – что это был 1986 год, и мой учитель, самый лучший, он прошел с нами до одиннадцатого класса, так сложилось, был нашим классным руководителем… упомянула Рейгана – президента Америки. И она задала детям простой вопрос: как вы думаете, почему люди всего мира обращаются за помощью не к президенту Рейгану, а к президенту… И она оговорилась! У нас не было тогда президента, и мне в мои шесть лет это сильно запомнилось.

Через несколько лет Михаил Сергеевич Горбачев, ныне уже покойный, стал Президентом Советского Союза.

И сама идея урока мира (запомнилась) – каждый год первоклашки это слушали, смотрели друг на друга, знакомились…

Л.Е.:

Могу вас обрадовать, хотя информация, наверное, для вас известная: в этом году идет апробация программы, что-то вроде урока мира. «Разговоры о важном» – есть программа, мы уже попробовали первого сентября и теперь у нас в гимназии есть классные часы, понедельник начинается с поднятия флага.

И разговоры – в основе Россия, ощущение себя, патриотизм.

О.:

Ощущение себя частью страны.

Л.Е.:

Да. В общем, может и в каком-то другом виде, но это возрождается.

О.:

Людмила Евстафьевна, у вас опыт работы с 1977 года. В восьмидесятые вы вошли уже с каким-то определенным опытом. Что вы помните такого, чем стоило бы поделиться, и взять сейчас…

Л.Е.:

Для меня 80-е годы это школа № 7, которую я заканчивала, и так получилось, что я туда вернулась. Работала учителем русского языка и литературы, завучем… и вот у меня был класс, как вы говорите, который учитель «взял и довёл». Поэтому у меня воспоминания – о детях! У меня были три пятых класса, там было огромное количество детей. 43-45 человек. Стандартная комната, сорок пять человек. Урок русского языка или литературы, расслабиться было нельзя. Дисциплина была нужна, чтобы дети получили знания. Я сейчас не знаю, как это было… но это было. Седьмая школа, ныне это первый лицей, и это вот огромное количество детей в этих трех классах. Шебутные пятиклассники, их надо было учить…

Потом еще, знаете, было строго выстроена система недели – например, вторник это была политинформация. Пятнадцать или двадцать минут… Дети с удовольствием это делали. Воспоминания об этом не вызывают какого-то отторжения. Разные формы были. В форме журнала, например. Они готовились, что-то там рисовали. И надо сказать результат был. Давал свои плоды. Дети много знали, знали о событиях. Может, где-то и идеологизировано, но жизнь наша вообще с идеологией связана.

Еще по теме статьи можно почитать:  Необычно об обычном. Город Макаров. Гараж и учебная штольня

Они знали, что происходит в мире, в стране… это воспитывало два качества, без которых человек не возможен, как-то теряется. Это совесть и стыд.

Это то, что руководит человеком нравственно.

Те дети, я помню об этом… у меня, знаете, были расхождения такие с ними, странные для меня сейчас. Например, они не дождались меня на какое-то мероприятие – то ли сбор металлолома, то ли что еще – и я припоздала, а они расходятся. У меня была обида, что они меня не дождались. Сейчас смешно об этом вспоминать…

Классный час обязательным был.

Вообще, у классного руководителя нагрузка была очень и очень …я вот опять вспоминаю, как справлялись? Хотя сейчас не легче. Никогда легче не бывает.

О.:

Сорок пять человек в классе…

Е.А.:

То есть можно сказать, что сейчас классы не переполнены. Тридцать четыре человека.

Л.Е.:

Абсолютно.

Е.А.:

Нас начало двухтысячных, наверное, расслабило… когда был спад численности.

Л.Е.:

Знаете, в восьмидесятые годы в нашей школе тоже были разные подходы, и вот пошел подход по предметам. Я преподавала в классе физиков – там было всего шестнадцать человек, мальчишки. И это допускалось, разрешалось.

Вообще, по стандарту двадцать пять человек. Это нормально. Но у меня сейчас в классе двадцать девять человек, в гимназии. У кого-то тридцать или тридцать два.

Очень идет большой объем от набора детей в первые классы. Там тоже есть определенная трудность.

И если говорить о восьмидесятых годах – жизнь, которая была связана со сбором металлолома, макулатуры – весело было, детей стимулировало…

О.:

Продолжим наш разговор после небольшого перерыва.

***

О.:

И снова доброе утро.

Продолжаем наш разговор про школьное образование, про наше детство, юность…

Про историю.

Я помню прием в пионеры!

Людмила Евстафьевна, вам приходилось в этом участвовать?

Л.Е.:

Ну я и сама вступала в пионеры.

Я даже наверное могу вспомнить, что говорилось, когда пионер клялся…

О.:

Я вот уже не могу вспомнить клятву пионера.

Л.Е.:

Да… это были определенные вехи в судьбе детей,  в их становлении, взрослении. Октябрята, пионеры. Это как-то стимулировало и организовывало. И вот то, что потеряно за последние годы …слово «коллектив». Вот там чувство ответственности, чувство локтя. Совести. Совершения поступков по отношению к другим людям. Коллектив это сильная сторона того времени. Единение.

Торжественность галстука.

Я не говорю, что сейчас надо возвращаться к пионерской организации. Может, это спорно…

Но индивидуализм как таковой, это вещь не очень хорошая. Мы живем среди людей. Человек не может жить вне общества. Иначе он одичает.

Хорошие воспоминания. Добрые. Теплые.

О.:

Я расскажу еще про прием в пионеры.

Вот была октябрятская организация – как бы пред-пионеры. Маленькие пионеры, дети до третьего класса включительно.

 А с пятого уже принимали из октябрят в пионеры. А пионеры это следующий шаг к комсомолу.

Наверное, это все политизировано, не без этого. Или правильней сказать, идеологизировано. Но и там и там были большие плюсы.

Был коллективизм.

У октябрят были «звездочки». Каждый класс делился на октябрятские звездочки – звенья по пять человек, по числу кончиков пятиконечной звезды.

И у них были какие-то задания, соревнования… они должны были друг другу помогать в том числе и в учебе. Приносить домой домашние задания, если человек заболел. И это учило дружбе, взаимовыручке…

А в пионеры принимали в принципе всех, но лучших октябрят принимали в пионеры досрочно. Не осенью, в пятом классе, а в мае предыдущего (учебного) года, хотя ребенок еще в третьем классе.

И делали это очень торжественно, выбирали детей с достижениями, успешных в учебе и труде, в общественной жизни. В ряде школ были шефские организации – предприятия, которые брали над школой шефство, помогали во всем. И в моем детстве шефом был бумажный завод.

Так вот у нас третьеклассников весной брали и вели на этот бумажный завод, и прямо в настоящем цехе, где занимаются бумагоделанием, взрослые люди, коммунисты, принимали детишек в пионеры. В присутствии пионерской дружины, которая существовала в школе. То есть это было целое событие. Колонна, которая шла обратно, составляла порядка  ста или двухсот человек – участников.

Мне интересно, как это будет сейчас…

А металллолом!

Собирали?

Л.Е.:

Естественно.

Металлолом это …дети заранее находили, где и что можно взять. Меня удивляло, что школа за этот день обрастала огромными горами металла. И чувствовалось, что польза была. Награждения были. Металл не взвешивали, оценивали покучно. Но учет велся, конечно.

А если говорить о макулатуре, то там была «морковка».

О.:

Редкие издания.

Л.Е.:

Да. Подводились итоги и классам, которые занимали первые-вторые места, вручали книги. Кажется, обычно… что особенного. А приятно было.

О.:

А я  про другие редкие издания. Я имел ввиду, что можно было наткнуться на редкие издания. Как в «Ералаше». Приходят и собирают (по квартирам) – дайте макулатуру. Кто собирал, тот знает, что можно было найти старые старые журналы… очень интересные.

Например, в восьмидесятых годах очень интересно было читать журнал шестидесятых годов. В библиотеках просто их не было. «Костёр», «Пионер»… интересные журналы.

Ну что ж, движемся дальше.

Поговорим, как мы пришли к девяностым…

Слом системы.

Людмила Евстафьевна, снова вам слово. Вы и в девяностые вошли с опытом… Что сразу изменилось в школьной системе? Может, предметы ушли? Может… в целом что-то…

Л.Е.:

Для меня девяностые годы это уже другая школа. Это гимназия номер один, ее становление. Тридцать лет как я работаю в этом учебном заведении.

И девяностые годы – были трудные.

Социально. Материально.

И школа переживала, вы знаете, поиск.

Мне это время дорого тем, что можно было в творчестве своем учительском, в своей специальности – искать. И нам разрешалось это. Были очень интересные программы.

С одной стороны, когда это находится в руках учителя, это должно быть умно. Потому что нельзя вред принести ребенку. Прежде всего. Вот это должно быть.

И гимназия как одно из немногих учебных заведений, новое.. имело связь с такой организацией, как «Эврика». К нам приезжали выдающиеся представители педагогические.

Еще по теме статьи можно почитать:  Сахалинский центр ОВД (немного об авиации). Истории от радиобюро аэропорта Южно-Сахалинск

Мы искали себя. И гимназия выстроилась именно за девяностые.

Учеба учителей была.

Выезжали в Москву, по разным «специальностям»…

О.:

Вынужден вас прервать.

Мы снова уходим на перерыв.

***

О.:

Продолжаем нашу «Нешкольную историю»…

Девяностые. Мы уже упомянули лицей и гимназию. Давайте вспомним, что появились они как раз в девяностых годах.

Людмила Евстафьевна, в чем все таки различие лицея и гимназии.

Л.Е.:

В девяностые годы была тенденция определиться со школами, которые как бы другие. Вот эта свобода была… выбора программ, обучения. Учителя сами ездили обучались. К нам приезжали целые группы.

Был поиск.

Поиск это хорошо. Он ложился на свободу, которую дали девяностые годы. Но свобода – это опасное такое слово. Нельзя быть свободным и переходить границы свободы другого…

Да, это  был котел, в котором варилось и сварилось… вот сейчас мы в русле тихом этой реки, она не бурная, не горная, эта река… устоявшаяся, спокойная.

И все вроде как понятно.

О.:

Про лицей и гимназию. Вот для меня лицей это более естественно-научное такое, физики. А гимназия – лирики.

Но еще мнение, что это все же те же школы, но статусом как бы выше.

Е.А.:

И наверное, противостояние было между ними. Какое-то соревнование…

Л.Е.:

Если взять Южно-Сахалинск, то, например, гимназия № 2 испокон веков «английская». Гимназия № 1 – тоже гуманитарное направление, русский язык. Но мы даем возможность детям …десятый и одиннадцатый класс у нас имеют свою программу, свой учебный план. Они что-то берут, что-то не берут. Но есть предметы, которые обязательны. Русский – это углубленный, он обязателен. И предметы еще ребенок выбирает, у него должно набраться хорошее количество часов, 34-35 часов в неделю. Очень тяжело в прошлом году пережили само расписание – как расходиться одному классу вот по этим точкам.

Сейчас в расписании и учебном плане у отдельно взятого ребенка может быть первый-второй урок, потом пятый-шестой. Вот два окна. Но есть еще индивидуальный план, исследовательская работа – вот он может этим заняться.

Дети очень гибкие.

Вот у нас в гимназии был протест со стороны родителей, они что-то не понимали, и был шум…

О.:

А в девяностые годы как родители отнеслись к тому, что появилась гимназия № 1?

Я понимаю, кто-то попал по прописке…

Но были же люди, которые намеренно туда шли?

Л.Е.:

Ну может само слово «гимназия» – как бы что-то другое.

Е.А.:

Престижно звучит.

Л.Е.:

В гимназии нашей собрался очень хороший коллектив. В девяностые годы. И хорошие результаты. И в этом году у нас хорошие результаты по городу… и в исследовательской работе, и в олимпиадах…

Это радует.

Но сейчас есть такие документы, которые не то, чтобы сравняли-приравняли… но не выделяют нас. Оставили только название.

Хотя вы правы – у нас гуманитарные (предметы). Английский язык – очень много на него отводится. Но мы не забываем математику. И кстати учебный план индивидуальный – дает ребенку, который хоть и в гуманитарной гимназии находится, но хочет стать инженером, набирать достаточное количество часов по математике, например. Есть возможность углубленно ее изучать.

Если взять другие учебные заведения – то лицей первый, там испокон веков мощно преподается математика, информатика, физика…

Лицей номер два – замечательный. Там сильны естественные науки.

Олимпиады это показывают.

О.:

А в девяностые были олимпиады?

Л.Е.:

Какое-то время не было.

О.:

Говоря про девяностые мы все помним расхожее выражение «годы свободы». Применительно к школе – это например отказ от школьной формы. Вот с вашей точки зрения учителя, как это выглядело? Как это вы восприняли? Как дети восприняли?

Вот кто не знает – посмотрите фото начала девяностых, в чем люди ходили в школу.

Е.А.:

Половина класса в форме, еще как-то держится…

О.:

Форму не шили.

Л.Е.:

В девяностые годы школа кому была нужна… государству она была нужна? Как-то знаете, такой разброд… сложности экономические.

Мне это не нравилось. У нас в гимназии в те годы очень четко (по одежде) было видно социальную …понимаете?

И детям, которые не могли что-то иметь, было некомфортно. Это не очень правильно. Не очень стимулирует. Одежда нас ведь направляет.

Тот же самый урок. По себе знаю. Если вольно как-то одет, нестрого, несоответственно – то и с головой что-то происходит, как-то она на другое настраивается. Поэтому я думаю, что совершенно правильно пришли к тому, что форму вернули. Она тоже можно сказать свободная, цвет выбирает себе школа…

Дети приучаются. Порой ругаем, рубашка не та. Вязаное надето…

О.:

Вязаное почему нельзя? Зима, свитер, холодно человеку…

Л.Е.:

У нас есть пиджак, есть что может согреть, и надеть можно что-то «под».

В общем, хорошо. И государство развернулось. И промышленность. Нет проблем по идее. Дорого. Да, дорого. Ребенка в целом в школу дорого собрать.

О.:

А вот, говоря про девяностые – изменился ли стандарт одежды учителей?

Л.Е.:

Слушайте, я не помню. Для меня урок это урок, дети это дети.

Е.А.:

Я помню своих учителей… они как ходили строго одетые, так и ходили.

Л.Е.:

Профессия обязывает.

Е.А.:

Двухтысячные и десятые …наверное… я сталкивалась с учителями, которые приходили на уроки в джинсах. Руководство школы это как-то допускало. Для меня это был немножко шок. С детства… одеваемся по ситуации. Мы идем на улицу? Одеваемся на улицу. Идем в театр – идем в соответствующей одежде. В школу …школа это тоже такое учреждение, где есть какие-то правила. Может, они и не прописаны для учителей, но внутренние какие-то правила – ты идешь в  школу, ты учитель – надо соблюдать.

О.:

Вернемся к вопросу – что изменилось в школьном образовании? Вы словесник – появились какие-то новые авторы, которых раньше было «нельзя», а стало «можно». Или наоборот – сказали «убирайте».

Л.Е.:

Очень мощно прошлись по двадцатому веку. Помните, отвергали – все советское плохо.

Вообще, что должно быть в школьном образовании? Основной принцип – классика. Это должно быть интересно для всех. Появился Булгаков. «Мастер и Маргарита».

Еще по теме статьи можно почитать:  Из специального сообщения Долинского городского отдела МГБ о прохождении денежной реформы в Долинске и районе 17 декабря 1947 г.

«Дни Турбиных».

Гражданская война.

То, что должны знать.

Е.А.:

Не каждый школьник дошел даже до середины «Мастера и Маргариты».

Л.Е.:

Для меня вообще-то люди делятся на тех, кто любит «Мастер и Маргариту» и …

Е.А.:

Кто прочитал ее в школе, и кто не прочитал.

Л.Е.:

Да, какой-то такой критерий.

Платонов – необычный тяжелый язык, но нравится детям. «Котлован» в одиннадцатом классе, вот кажется, как давать. Там такой своеобразный язык с подтекстом, догадыванием. А им нравится.

«Шинель» Гоголя. Вот как дети будут… Вроде кажется скучновато – а как они прям берут! Дети это седьмой или восьмой класс.

О.:

А «Ревизор» как?

Е.А.:

Видимо, эти произведения попали в какую-то волну.

Л.Е.:

Вы знаете, для меня вообще не вопрос 18-19 вв. Это классика, там уже все отстоявшееся.

Поэтому прошлось по двадцатому веку. И к сожалению, отвергая идеологию и прочее – убрали что-то хорошее.

***

О.:

Продолжаем нашу «Нешкольную историю» про школьное образование.

Итак, в рамках литературы в девяностые годы – потеряли ли мы или нет огромный пласт произведений шестидесятых о войне. Великой Отечественной.

Л.Е.:

Соглашусь с вами. Потеряли. В среднем звене была такая хорошая вещь – внеклассная литература. И вот этот военный блок был во внеклассной литературе. Достойные писатели, поэты. Это ведь работает на тему патриотизма, на знание историческое в том числе.

О.:

Для меня это удивительно. Потому что в 1995 году была круглая дата – пятьдесят лет. И ее праздновали очень хорошо. И удивительно, что мы это потеряли.

Я хочу рассказать про небольшой документ, который мне попался в руки. Перечень литературы, которую нужно проходить в школе.

И говоря о войне меня поразило, что нет очень многих хороших авторов. Борис Васильев, Василь Быков…

А что мы приобрели в девяностые годы? В литературе? Что стоило бы прочитать школьникам, и это пришло в девяностые годы.

Л.Е.:

Приобрели …во время пересмотра …того же самого Булгакова. Платонова. Писателей, которые писали «в стол». Писателей, которые за рубежом находились. Бунин. Великий писатель, ничего не скажешь. Он мощно входит…

О.:

А литература Бунина даже на фоне девяностых не перебор ли для школьников?

Л.Е.:

Почему? Одиннадцатый класс. «Чистый понедельник». История любви… удивительная. И когда женщина любя уходит в монастырь …вообще Бунин сложен по теме любви.

О.:

Детям нравится?

Л.Е.:

Детям? Дети у нас …вы сами говорили…

О.:

Вот вспомните девяностые. Какая литература нравилась детям?

Л.Е.:

Детям нравится фантастика. Старшим тема любви. Им по восемнадцать лет уже на выходе будет, понимаете. Они уже… самое время любить! Получать опыт! Нравственный и духовный. Это большие люди уже.

О.:

А вот мы спрашивали на полном серьезе, а будем ли мы изучать Агату Кристи в школе. Была такая волна, все читали детективы, у нее они хорошие.

Л.Е.:

Вот мы говорили про макулатуру. Трудно было купить книги… может, в девяностые это хлынуло, этот поток.

О.:

По моим воспоминаниям, девяностые это бум книжной промышленности. Издавали и печатали всё, развалы были на каждом шагу и страна продолжала оставаться читающей.

У нас остается не так много времени…

Мы вступили в новый век. И в новом веке в школьном образовании у нас появилось ЕГЭ. Которому уже 18 лет. Это для истории достаточный срок, уже пора изучать, пора думать…

Людмила Евстафьевна, слово снова вам. Когда появилось ЕГЭ – какие у вас были личные ощущения «как это будет»? Может, случаи? Смешные, забавные, грустные и поучительные.

Л.Е.:

Это начало нулевых. Сахалинская область сразу участвовала в этом пилотном проекте. Ну что, учителя люди государственные. Осваивали…

Тут важно не формально подходить. От личности учителя многое зависело. От ответственности какой-то.

Плюсы и минусы есть… как всегда.

О.:

Интересует, как вы готовились…

Е.А.:

Детей очень сильно пугали.

О.:

Вы детей пугали?

Е.А.:

Мне кажется и учителя тоже очень сильно волновались. Мы были выпускным классом, который ЕГЭ первый раз сдавали. Учителя волновались, будут ли считаться баллы ЕГЭ для итоговой аттестации. Если она поставила тройку ученику, а он на пятерку сдал, то что ставить в итоговой аттестации. Учителя сами волновались, передавали волнение детям, и дети тоже волновались. Это был такой эксперимент.

По своему опыту, ЕГЭ мне понравилось. Это такое непредвзятое отношение. Ты сидишь в классе с другими учениками и вы все равны. Вам раздали тесты и вы решаете. Нет варианта случая или подсказки, кому-то больше подсказали, кому-то меньше… И тогда еще были не такие строгие правила – и мы проносили сумки, проносили учебники. Один из учителей увидел, что девочка чуть ли не плачет над тестом, разрешил ей достать записи… вспомнить… решил помочь.

Не было строгих досмотров, камер наблюдения. Первый экспериментальный ЕГЭ мне понравился.

Л.Е.:

Речь идет о серьезных вещах, о поступлении. Хорошо, что ребенок может среди ВУЗов выбрать и податься везде. У меня была ученица выпуска 2016 года, целеустремленная, стала журналисткой, закончила Петербургский университет, поступила на бюджет, сама, олимпиадница, трудяга, светлый человек. Прошла через ЕГЭ, нормально.

В основе всего лежит труд.

Вот вы говорите, что боялись… я не помню, чтобы я боялась. Что была озабочена …вот честно, не рисуясь. Это как бы потом уже. Есть дети, которых нужно подготовить. Не натаскивая. Продуманно. Должна быть система какая-то.

Но труд ребячий и человечий никто не отменял.

А волнительно? Ну они и дальше пойдут. Экзамены в институте никто не отменял. Экзамен в институте, университете – это ж тоже волнительно. Он сам по себе испытание.

О.:

Я еще помню про ЕГЭ то, что вот есть пласт людей, которым проще рассказать. И люди волновались, что если говорили бы устно, то они рассказали бы, что нужно, достали бы свои знания изнутри себя, а вот тест это не позволяет.

Наша программа подходит к концу.

У нас в гостях были Евгения Пашенцева – областной краеведческий музей – и Людмила Евстафьевна Пенская – учитель русского языка и литературы.

Всего доброго. До встречи на следующей неделе!