Нешкольная история. Сахалин – девяностые. В гостях известный сахалинский журналист Александр Туболец.
О.:
Доброе утро! Сегодня у нас в гостях известный сахалинский журналист Александр Туболец.
А.:
Доброе утро!
О.:
Мы сегодня говорим на деликатную тему. Про девяностые годы. Те годы, про которые считается – одним все, другим ничего. Вспоминать про них очень тяжело, и часто про них вспоминают с негативной окраской.
А.:
Мне любопытно, с каких это пор разговоры про девяностые стали деликатной темой. Может, для нашего поколения? Мы жили… выживали в эти годы. Растили детей. Добивались <чего-то>, свершения совершали…
О.:
Это была просто обыкновенная жизнь. И я все время, когда говорю о девяностых – я говорю: они не похожи на семидесятые, восьмидесятые. Девяностые – это целых десять лет. У вас похож был первый класс в школе на пятый?
А.:
Нет, конечно. Жизнь окружающая меняется, стремительно…
О.:
К слову. Вот давайте вспомним. Девяностые годы начались с тысяча девятьсот девяностого года. Первые два года девяностых (к которым мы так негативно относимся) был еще Советский Союз. Совершенно другая страна. И вот в этом 2022 году очень много всяких дат, столетия со дня образования Советского Союза, например… и есть еще одна дата. Которую стоит «применить». Это тридцать лет новой России. Я считаю, что с 01 января 1992 года мы стали жить… избавились от Советского Союза (жить в другой стране – прим. “Область на островах”).
А.:
Мне как человеку советскому трудно эту дату осознать и радоваться ей. Тридцать лет новой России… нет, для меня Россия как была еще с тех пор, с семидесятого года прошлого века, так и осталась.
О.:
Но все-таки получилась другая страна.
А.:
Совершенно другая страна.
О.:
Так вот. Первые два года девяностых мы прошли в Советском Союзе, и я сейчас сделаю отсылку на год назад. У нас была замечательная встреча с С.А. Пономарёвым, и мы рассказывали про Сахалин в 1991 году. Очень интересная программа, надо ее обязательно послушать.
Говоря про девяностые – у нас есть такой миф «все развалили» – я хочу быть объективным. Сообщить такую вещь. Давайте посмотрим, какими мы подошли к девяностым годам.
А.:
Речь идет о том, что мы и сами были готовы «развалиться».
О.:
Немножко не так. Для начала – объективная ситуация. Все наши три отрасли крупные (нефть, рыба, уголь), плюс еще бумажная промышленность была на тот момент, подошли к девяностым с необходимостью реконструкции и модернизации. И когда начался «процесс» (как говорил Михаил Сергеевич Горбачев – «ускорение»), то нужны были деньги. И все эти четыре отрасли подошли к необходимости модернизации.
Угольная отрасль прошла свой пик в 1979 году. Через десять лет был спад. Нужны были новые месторождения. А Солнцевское месторождение, оно было только-только разведано, то месторождение, которое нас «держит»…
А.:
Нужно было выходить на шельф. Пришло уже время. А технологии отсутствовали. И вот очень большую важную работу для Сахалина проделал губернатор Федоров. Лавры достаются И.П. Фархутдинову… не буду говорить ничего, кроме того, что он (Фархутдинов – прим. «Область на островах») очень жестко общался с журналистами.
О.:
А ведь его называли «народный губернатор».
А.:
Федоров сделал все на самом деле. Игорь Павлович пришел, уже было все готово. Были договоренности с иностранцами, федеральным центром (Москвой). Он чуть ли не сам придумал способ соглашения о разделе продукции, по которому мы жили долгие годы. Так что ему большое спасибо.
О.:
Вообще, по Федорову нужно делать отдельную программу. Три «ф» – фирмы, фермы, формы – это новшество, которое он пытался сделать, ему не хватило, может, времени. Проводя вот такую аналогию, может некорректную, но вот – столыпинская реформа. Мы не видели же результат.
А.:
И немногие помнят, он еще отметился одним замечательным решением. Он лично разговаривал с президентом страны, тогда Борисом Николаевичем Ельциным, о том, чтобы сахалинцы могли спокойно, безвозмездно ловить для себя рыбу. Время было тяжелое, трудно было с продуктами, и тогда, при нем, получили право ловить столько, сколько им нужно.
О.:
Но по лицензии. А лицензия стоила, ну копейки. Смотрим СМИ тех лет, 1993 год, 50 рублей… помните 50 рублей того года, что это была за сумма?
А.:
Да, ничего купить нельзя.
О.:
И это примерно десять хвостов рыбы. Взял и пошел ловить. За счет этого люди выживали.
А я хочу все-таки вернуться к нефтяникам и порекомендовать…
Вспомнить…
У нас на Сахалине был свой МММ!
Но не такой, как по всей стране, а нормальный «холдинг», который расшифровывался как Мицубиси, Мак-Дермот и Мицуи.
А потом к ним добавился Shell. И консорциум стал MMMDS.
(прим. «Область на островах» – сначала МакДермотт, Мицуи и Марафон Ойл. Позднее Мицубиси и Шелл… от МММ к ММММШ)
А.:
Помню этих ребят. Они очень активно рекламировались здесь. Во всей прессе. В газетах.
О.:
Такие большие блоки!
А.:
А дело в том, что отечественная журналистика, и сахалинская в частности, подошла к этому рубежу, к девяностым годам, вообще не имея представления никакого о коммерческой деятельности. Да, отличные профессионалы, мастера, какие тогда были в «Советском Сахалине». Они могли замечательно работать со словом, писать, вскрывать какие-то факты, но абсолютно не умели зарабатывать денег. От этого было очень много личных трагедий…
И потихоньку пошла журналистика в коммерцию, училась зарабатывать. И в это время как раз появились эти ребята, которые устремились на шельф, в том числе МММ. И они, по-моему, выходили везде. Не скупились абсолютно на деньги. Потому что один из договоров (я тогда работал в газетах «Деловой Сахалин» и «Литературный Сахалин», одна редакция выпускала)… я лично договаривался о контрактах на первую полосу, и я помню, что они платили наличными, платили долларами.
О.:
А тексты были такие… скажем…
А.:
Сложные.
О.:
Там реально всё красиво расписывалось, в западной манере – почему мы достойны развивать шельф Сахалина! На весь разворот.
О нефтяниках. Есть замечательная книга Николая Арсеньева https://xn—–6kcbbbl1euafhazifkg2d5g.xn--p1ai/2017/11/15/1414/ , которая называется «Сахалин-2. Как все начиналось». Автор был вице-губернатором, и с 1992 года он как раз и начал изучать эти вопросы шельфовые. И он был непосредственным участником разработки процесса раздела продукции. Если вам интересно, то нужно почитать эту книгу. К сожалению, она написана очень нелитературным языком, читать ее очень тяжело неподготовленному человеку, но все эти перипетии, как, например, решения страны, которые шли вразрез с решениями области… как это все влияло и как это выглядело в глазах иностранцев. И все-таки мы пришли к тому, что у нас появился «Сахалин-1» и «Сахалин-2».
А.:
Иностранцам сложно было в те годы с нами работать. Они нас очень плохо понимали.
О.:
Уточню. Книга называется «Сахалин-2. Факты, документы, события». Есть в любой библиотеке, должна быть, по крайней мере. И как пишет сам автор – это не художественное произведение. Это летопись проекта.
Как все началось, и в 1999 году пошла первая нефть с «Моликпака».
А.:
Я помню, когда только начинались эти все проекты, только «зашли» иностранные инвесторы, и я шел по Южно-Сахалинску, а городок всегда был приличный, но не такой, как сейчас, и я мечтал, думал, ну когда же, хоть одна копеечка с нефтегазовых проектов просыпется на эти дороги.
И мы ждали, ждали, ждали…
И качественные изменения в количественные в какой-то момент переходят. И наконец у нас и брусчатка стала появляться, и асфальт нормальный, и смотрите, как чистят дороги…
О.:
Про нефтяников поговорили.
Есть несколько секундочек про угольщиков. Возвращаясь к тому, с чего начали. К девяностым мы подошли с большим кризисом во всех отраслях. Требовались деньги.
И вот с угольной промышленностью – реально <вышла> трагедия.
Потому что, если, например, бумажная промышленность – было понятно всё, чисто экономически, справятся, значит справятся. Не справятся, значит не справятся. Флот опять же – все в руках флота. Нам дали в 1992 году возможность экспортировать ВБР (того же краба), и у нас резко вырос экспорт, и за счет этого рыбная промышленность резко пошла вверх.
А.:
Рыбколхозы, которые занимались прибрежным ловом, они, конечно, не очень…
О.:
А знаете за счет чего они выживали? Меня поразило. Они участвовали в СП (совместное предприятие – прим. «Область на островах»), у СП был один краболов, который сдавал много краба, и они за счет этой прибыли выживали. Я не выдумываю, я ссылаюсь на наши статистические сборники и сборники документов и фактов, которые регулярно издаются.
А.:
Можно вот небольшой эпизод, жизненный, раз уж про угольщиков заговорили. Довелось мне в те годы съездить в командировку в Александровск-Сахалинский. Конечно, мы снимали тоннель, кандалы… и я обнаружил там, на побережье, свежие выработки угля. Который еще каторжники копали. Я у местных ребят спрашиваю, что это такое, почему… они говорят, местные люди приходят, и сами копают себе уголь, чтобы растопить печь. Трудно людям очень жилось, приходилось вот таким образом… топливо доставать.
О.:
Не единичный случай.
А чаще бывало, что шли на ближайшую котельную и под покровом ночи набирали. Это черта той жизни, чего там скрывать. Ну понятно, что так было… не надо чересчур деликатничать.
Так вот про уголь. Когда у нас все началось, отпустили цены, с января 1992 года. Федоров в ноябре-декабре 1991 года звонил, давал телеграмму Ельцину, просил так не делать, отпускать цены, но так сделали. И когда отпустили цены, их отпустили не для всех. И угольная промышленность полтора года, до середины 1993 года, не могла повышать свои цены. Это получается себестоимость сто рублей, а продаем за четыре. Ну так… образно говоря. А помните инфляцию 1992 года? Когда в конце года это все выросло.
А.:
Об этой инфляции у меня тоже есть жизненная история.
О.:
Давайте после перерыва.
***
О.:
Продолжаем наш разговор.
А.:
Вспомнилась мне такая история. В девяностые ребенок был маленький совсем, они с моей супругой сидели дома, она не работала. И на ребенка выплачивалось пособие. Я вот точно, до рубля, не могу вспомнить, но вот пришло пособие, жена брала эти денежки, шла в магазин и покупала сметанки. Хватало на небольшую баночку. Через месяц она получает пособие, идет в магазин, ей уже полбаночки сметанки наливают. Еще через месяц вообще на донышке. И она мне со слезами рассказывала, когда через четыре месяца пошла в магазин, дает баночку, той же самой продавщице, она на нее так посмотрела и капнула туда одну капельку.
До такой степени была инфляция.
Знаешь, сейчас, когда вводятся новые пособия, материнский капитал – меня это очень сильно радует. В те годы было и дорого и просто невозможно маленьких детей заводить.
Много говорим о демографической яме, которая образовалась в девяностые годы, но кормить нечем было детей. У меня ребенок вырос на молочных японских смесях, это была гуманитарная помощь от страны, которую мы сейчас …тем не менее, когда нам нечего было кушать, они загружали пароходы и отправляли сюда еду.
О.:
А гуманитарную помощь выдавала мэрия.
Тетрадки помните в каждом магазине? Только пенсия и продавец говорит: а я вам сегодня не продам ничего. Вы пенсию получили, надо бы с долгом рассчитаться.
Записывали все в эти тетрадки…
Давайте про рыбу поговорим.
А.:
Про рыбу.
О.:
С ней как-то немножко получше. Вот мы сейчас вне эфира это озвучивали… в 1992 году что получилось? Отпустили цены и тут же пошла свобода торговли. Внешнеторговые отношения. И с 1990 по 1992 год…
А.:
Мне кажется в то время все люди прекрасно поняли, что сейчас все можно. Особо никто ни за кем не следил. Не было налоговой инспекции. Налоговой полиции.
О.:
А было – лицензия физическому лицу на продажу алкоголя. Ты идешь и как в кино, человек стоит у магазина и плащ открывает.
Давайте про рыбу.
А.:
Очень много рыбы стало уходить за рубеж. Минтай стал королем продаж.
О.:
А в восьмидесятые годы это рыба для кошек. Идешь в магазин, покупаешь за копейки.
А.:
Но я хочу сказать, что бизнес это был сложный, трудный. В тяжелых условиях экипажи работали. Иногда на таких судах, которые страшно в море выпускать. Очень был сильно криминальный <бизнес>, но именно там можно было заработать. И машины эти японские, которых сейчас много, первыми приходили именно на рыболовецких судах. В Холмск. И когда начиналась разгрузка этих машин, начиналась отдельная история, потому что криминал пытался контролировать этот процесс.
О.:
Очень много деталей, связанных с морем, о которых не хочется рассказывать.
А если о позитивном, то помимо того, что пошел рост зарплат… ну люди за счет этого жили. Приходит рыбак, заработал какую-то сумму денег, покупает машину, тратит на бензин. Дает заработать торговле.
А.:
Оживилась тогда торговля. Сразу стали привозить товары с материка.
О.:
С заграницы. До дефолта 1998 года.
А.:
Я лично знаком с одним предпринимателем. Он привозил с Москвы аппаратуру, начинал ею торговать, у него был небольшой отдел.
Сейчас это очень крупный магазин.
О.:
О рыбной промышленности. Расцвело браконьерство. Если в восьмидесятые люди выходили на речку и не платили за лицензию просто потому, что «чего мы будем платить», «мы здесь живем», и это было развлечение, поймают двадцать-тридцать хвостов, засолят, заморозят… ну пятьдесят.
Но когда стали скупать икру…
А.:
Это начало превращаться в бизнес.
О.:
В жестокий бизнес.
Справедливости ради, людям надо было как-то выживать. Когда нет работы, или когда она есть, но не платят годами (а задержки годами – это тоже реальность <тех лет>), то люди вынуждены идти на реку.
А.:
Всё, конечно, жестче выглядело с браконьерами, чем сейчас. Можно было найти и застреленных людей на берегу речки, и не всегда это были гражданские лица, застреленные. Мне просто в те годы довелось вести криминальную программу.
Много очень людей погибало.
О.:
Вернемся к этому после перерыва.
***
О.:
Продолжаем наш разговор про рыбную промышленность.
А.:
Да… практически половина мужчин находилась в море, и мне приходилось ездить по рыболовецким колхозам… расскажу. Смотришь, стадион стоит. Где-то что-то обветшало, рушится. Спрашиваешь, а кто стадион строил? Так колхоз! У нас колхоз был, миллионер! Вот пятиэтажки! И так это было трудно осознать, что в какие-то годы предприятие переживало расцвет, и мальчишки… ведь не каждый сможет по нескольку месяцев находиться в море…
О.:
Годами. Я подчеркну – годами. Были пароходы, на которых экипажи менялись год через год. Для того, чтоб они зарабатывали.
А.:
И этот генофонд моряков, который был способен выживать – они росли как раз в таких маленьких селах и деревнях рыбацких. Эти мальчишки с удочками, которые сидели на бережке… я тогда подумал, неужели никогда не будет возрождения рыболовецких колхозов, когда они опять позволят себе строить дома культуры, многоэтажки и все прочее.
Ты прав, именно благодаря рыбной промышленности появились первые деньги серьезные в области, они подстегнули торговлю.
Помнят ли жители Южно-Сахалинска эту знаменитую дорогу жизни – улица Сахалинская, она начиналась примерно от универмага «Сахалин» и шла туда, вниз-вниз, до самого перекрестка с Вокзальной и вдоль дороги стояли люди, плотно, тесно, с ящичками (картонными, деревянными) и что-то продавали.
О.:
А на месте «Мега Березки» нынешней вообще был тот самый рынок…
А.:
Рынок, который все любили, южно-сахалинцы… Все можно было найти.
О.:
И еще активно торговали в середине и второй половине девяностых, наверное, от привокзальной площади до универмага «Сахалин» по западной стороне улицы Ленина. Вот где кафе «Колобок»…
А.:
У Дома Торговли, выходили бабушки, что-то продавали.
Интересный эпизод. Снимали «Точку отсчета» (программа о криминальных событиях – прим. «Область на островах»), познакомились с бабушкой, которая продавала семечки у Дома Торговли, и она нам все чудесно рассказала, и такая, ой, вы меня не снимайте, а то вдруг меня увидит мой сын. Оказалось, она ходит к этому Дому Торговли, чтобы общаться со своими подружками, чтобы видеть людей, с ними разговаривать. Ей скучно было дома. А сын ей запрещал. Говорил, ну что ты ведешь себя как малоимущая. Я же могу тебя обеспечить. А она все равно проводит его на работу, потихоньку соберется и идет туда.
О.:
Это, наверное, какой-то все же отдельный случай. Может, нетипичный… для девяностых.
А.:
Отдушина.
О.:
Отдушина.
Потому что до дефолта 1998 года у нас официально более сорока процентов населения области жили за чертой бедности. Это официально. А к октябрю- декабрю (осень-зима после дефолта) у нас губернатор области Фархутдинов правил людьми, из которых 78% примерно были за чертой бедности. Тоже официальные цифры. Это вот из статьи И.П. Малахова… в общем, он правил беднотой.
Да, были нефтяные деньги. С 1995 года область получила (вот, я читаю) 600 млн рублей (по 1998 год), и примерно 70 млн. долларов. Это много что ли?
А.:
Для области конечно… Стояли огромные задачи, связанные с транспортом.
О.:
Задачи были проще. Пройти отопительный сезон и выжить.
Давайте вернемся назад. 1996 год, впервые на Сахалине 20 октября избирают губернатора, Игоря Павловича Фархутдинова. Как бы кто к нему ни относился, ему отдают сорок процентов голосов. Для понимания в 2000 году Путину столько процентов отдали в области. Мы ему доверяем, и он начинает работу.
И как к нему ни относись – если мы полистаем постановления, указы тех лет, посмотрим, что писали в газетах… то что <увидим>? Как он (губернатор) говорит: наша работа это налоги. Потому что нет денег для пенсионеров. И реально работа губернаторской команды – это работа с пенсионным фондом, с предприятиями…
Появился такой, простите меня, государственный рэкет. Приняли какое решение: работаете на территории района? – регистрируйтесь на территории района. Чтобы налоги шли в район (хотя бы НДФЛ).
А.:
Пытались, да, найти…
О.:
Да не пытались. Это был хороший механизм. Он подействовал! Он получил жизнь…
И например в 2004 году (если не ошибаюсь) на территории Макаровского района тоже намекнули промышленникам, мол, у нас тут много станов (читай, участков для распределения – прим. «Область на островах»), зарегистрировалось очень много компаний за короткий срок.
А.:
Мне кажется, во второй половине девяностых адаптировалось как-то обществе к этой рыночной экономике, с которой мы столкнулись лицом к лицу все, и начали находить какие-то схемы.
О.:
Дефолт.
А.:
Ну, конечно, да, дефолт подкосил всех.
О.:
Но у него был и большой плюс. Благодаря дефолту, и тому, что доллар резко вырос, у нас стало конкурентоспособной местная продукция. То есть местный производитель… и пошла массированная реклама от властей: у нас местный производитель, давайте его поддержим.
А.:
Про дефолт больше ничего не будем говорить? Мне кажется, нужно вспомнить, что это был второй дефолт за десятилетие. И что людей, собственно, ограбили.
О.:
Ну… давайте понимать, что ГКО это само по себе было навроде МММ. Это если так деликатно говорить.
Ну и люди. Что тогда, что сейчас – не готовы к пирамидам (тогда), к мошенникам (сейчас).
Помните фразу Лени Голубкова? Я не халявщик, я партнер. Вот в этой фразе – всё.
А.:
Мне вот, кстати, не пришлось вложиться ни в одну из пирамид. И Дом Селенга был, и…
О.:
Много всего было.
А.:
МММ, еще кто-то, всех не упомнишь.
О.:
Так…
Мы поговорили про губернатора Фархутдинова, подошли к 1998 году. Про дефолт все таки хотите поговорить?
А.:
Да нет, необязательно. Я уже вроде все сказал…
О.:
А давайте вспомним 1998 год просто как мы жили.
Квартира «двушка», хрущевка на Ленина, продавалась в сентябре 1998 года за 68 000 рублей. Это 3400 долларов.
А Terrano 1989 года стоил 9000 рублей.
Такие вот были перекосы цен.
А машины продавали по доверенности.
А.:
Да, можно было от руки написать доверенность, и ездить с ней в кармане, совершенно спокойно.
О.:
А потом уже начались договоры (купли-продажи), стали бояться так покупать.
А машины угоняли средь бела дня.
И вот из газет, новости тех лет: самые криминализованные места почему-то были у рынков и у Дома Торговли. Именно по угону машин.
А вы вообще помните, куда вам чаще приходилось выезжать?
А.:
Ну да. Как раз в такие места, где побольше народу. И вообще такие происшествия, как угоны или квартирные кражи, очень сильно характеризуют материальное состояние общества. Вот, совсем недавно …как только начинают люди чуть хуже жить, сразу начинают пропадать зеркала с автомобилей, происходят нелепые квартирные кражи, когда вытаскивают вплоть до продуктов.
И нужно понимать, что с идеологией было не все в порядке. Если в советское время люди понимали, зачем живут, почему наша страна такая …то, когда пришел этот переломный момент, появилась куча разных мнений, и какой-то официальной позиции сама страна не высказывала.
О.:
Вот заговорили мы про криминал… без него никак в девяностые… тема деликатная. И мне однажды сказали такую вещь. В начале века мы обсуждали трудовые ресурсы, что нас ждет, и что уже не хватает людей, работников. И уже не найти того, того… и мне сказали: обратите внимание на следующее. Много ли вокруг вас работников 1970-1975 годов рождения.
Нет.
Немного.
После 1975 есть…
Как раз начали входить в трудоспособный возраст.
И постарше есть.
А этого периода очень мало.
Меня это заинтересовало, я решил провести поверхностное исследование, про рождаемость.
***
О.:
Продолжим повествование о демографической яме. Лиц 1970-1975 года рождения меньше. Я провел мини-исследование, просмотрел рождаемость Советского Союза, потом понял, что СССР это еще 14 республик, которые влияют на рождаемость, посмотрел РСФСР и посмотрел статистические данные переписи 2009 года (самое раннее, что доступно в интернете) и 2021 года.
Так вот, результаты не радуют. Действительно, разница между людьми, рожденными в 70-75 и 75-79 годах составляет где-то 300-500 тысяч человек. В том плане, что людей, которых постарше – их меньше.
И я хочу предположить (потому что исследовать надо глубже, и миграционные процессы смотреть, и еще нюансы), что люди 70-75 года они вошли в девяностые годы молодыми, крепкими. После армии. И попали в страну, в которой нет работы.
И пришли в армию криминала.
А.:
Я могу еще одно личное впечатление…
Служить мне пришлось в Европе, в Германии. В 1988 году забирали меня из Владивостока, а вернулся я в 1990 году уже в другой Советский Союз. И вот военный борт из Магдебурга, и первая посадка была в Минске, мы вывалились с борта, побежали в буфет, что-нибудь себе купить. И первое впечатление было, а что, буфет закрыт что ли?
Смотрю, нет. Стоит женщина, в белом колпаке, переднике. А на прилавке в одном уголке лежат вареные яйца, в другом вареная курица. И все. Нет ничего.
Это было так…
Огромный контраст.
Там – был огромный выбор. Как сейчас. Мы к этому все привыкли.
…тогда я понял, что что-то в стране не так.
Пришли, молодые, сильные, амбициозные, было желание жить, что-то делать. И столкнулись вот. С новой реальностью.
О.:
Наверное, нехорошо так говорить, но есть вот иллюстрация к этому, известный сериал, про известных, так скажем…
Сериал, который сделал некоторых актеров… ладно, это «Бригада», не буду издалека. Типичный подход: вернулся с армии, нигде себя не нашел… и пошел вот. Не в ту сторону.
А.:
Я бы этот сценарий сравнил со сказкой.
О.:
Но все это иллюстрация.
Люди приходили и не знали, чем себя занять.
Еще хочу вспомнить… возвращаясь к угольной промышленности. Мне ее очень-очень жалко. Я искренне считаю, что ее можно было сохранить. Можно было спасти шахты.
А.:
Ну вот если в то время можно было бы быстро организовать экспорт топлива за рубеж, то тогда бы она выжила.
О.:
А это опять же вложение в порты. Которых не было, и в принципе нет и сейчас. Вот даже Солнцевский разрез, не знаю как сейчас, а до недавнего времени навигация туда только летом.
И вот угольщики… когда им разрешили цены отпускать, они уже были в кризисе. И говорят энергетикам: а мы вам не будем уголь отгружать. А энергетики говорят: а мы свет вам отрубим. Взаимозачеты почему-то не работали. И тогда, с 1993 года начались отключения света.
Я не раз и не два слышал: да вы знаете, как в девяностые мерзло Приморье!
А Приморье – это было просто разрекламированное такое… связанное, быть может, с тогдашним губернатором.
А.:
Насколько я помню, там были сложности в руководстве края.
О.:
Это был первый губернатор, которого прилюдно сняли «по телевизору». Президент сказал.
Так вот. Сахалин мерз не меньше. У нас котельные работали на 30-40 градусов ниже нормы. Мэр города говорил, у нас нет угля. Заплатите, население, хотя бы по 10 000 рублей. Мы угля купим. Чтобы хотя бы месяц продержаться.
А в 1998 году летом ДО дефолта шли веерные отключения. Шахматный порядок. Четыре часа вы получаете электричество, четыре часа – вы.
А.:
И с тех пор считается хорошим тоном иметь маленькую газовую плитку с запасом баллонов, маленький приемник на батарейках. Фонарик.
О.:
Свечи. Батарейки к фонарику надо покупать, заряжать… это недешево. Свечи – вот были в каждом доме.
А в городах поменьше и деревнях люди даже буржуйки ставили и выводили их в окно.
А.:
Эфир завершается, и я хочу сказать: эти девяностые годы, какими бы они ни были, они дали опыт, всей стране, всем нашим людям. И наверно если нам придется столкнуться с похожей проблемой, то…
О.:
Да что ж вы такое говорите!
А.:
Уже будем знать, что все будет хорошо.
Мы выдержим!..
